Подготовка к выставке это серьезное мероприятие. Выезд на точку, разбитие лагеря, возведение забора, утыкивание государственных флагов и флагов родов войск, перевоз и установка техники, охрана всего этого, и главное армейское - наведение красоты на окружающую действительность. Ступицы колес и катков, ограждения фар, головки болтов - в красный цвет, ручки люков, ящиков ЗИП, буксировочные крюки - в черный, ни одна выступающая деталь не остается без внимания, только маникюра не хватает. Деревья до полутора метров красятся известкой, вокруг каждого дерева хороводом выкладываются камни (а они далеко не в каждой местности под рукой, высылаются собиратели) и красятся известкой же, уголки, к которым прикручен забор, черным по ржавчине, и так продолжается, пока на складе не кончится запас, а покрашенное не потяжелеет на пару пудов.
Почетная задача покраски пожарной стойки и прилагающихся к ней багров и ведер в революционный цвет выпала мне. А было это на первом моем году службы, то есть в тот период, когда я забивал на всё вокруг шестидюймовый болт и внаглую лез под трибунал при каждом удобном случае. Недоперееханные лейтенанты, порванные тросы, якобы незамеченные мостики и колдоебины, отбитие командирских ребер резким торможением, прикручивание рации на минимум и выполнение своих собственных команд к маневрированию - будь я моим командиром, из тюрьмы бы я не вылезал. Но начальство мое было добрее меня и ограничивалось лишением увольнительных, оно заранее знало то, чего я еще не знал - на втором году я пойму службу, а на третьем буду замечать у себя любовь к своим обязанностям и уставное рвение. Опять же лишенный увольнительной в выходной сидит на базе и идет в караул, а в тюрьме от меня родной части толку нет. В отличие от имевшихся у нас экземпляров, которым служба вообще и в танковых войсках в частности была противопоказана генетически, и бывших поэтому постоянными претендентами на премию Дарвина, я соображать соображал, но забивал всеми силами, не беря, конечно, смертных грехов на душу. Когда мог пострадать или ущемиться кто-то из своих, я был нормальным, но на начальстве отрывался. А в качестве компенсации товарищам (везде не убережешься) подменял их в карауле. В целом же, как уже сказано, тюрьма по мне плакала, и часто за дело.
Стойку я красил всеми возможными методами: по методу сэнсэя из "Каратэ кид" - вверх-вниз, соблюдая дыхание и правильную стойку, мазками, плюхами, полосами, углублялся в детали, отходил, критически осматривал, замазывал сделанное (той же краской) и рисовал заново. Паганини со своей одной струной отдыхает. За это время и этим количеством краски можно было покрасить пожарные стойки всей бригады. Но меня интересовало качество. Чего сразу не понял проходивший мимо ротный. Это был редкий матершинник, никогда не лезший за словом в карман. Просто наорать и влепить солдату наказание любой офицер может, а ты иди его сначала словесно переиграй, на равных, так сказать. Ротный поглядел на мои художества, поинтересовался (матерно), чем я занимаюсь, получив ответ "крашу в красный цвет", выразил сомнение (матерно), что этот процесс называется именно так, и порекомендовал (матерно) увеличить скорость. Я повернулся с кистью на отлете, посмотрел ему в глаза взглядом Микеланджело, которого Папа Римский Юлий II поторапливает с росписью Сикстинской капеллы, и спросил тоном библейского пророка: "Ты хочешь быстро, или ты хочешь красно?". Это был первый и последний раз, когда ротный ничего не ответил. Наказаний тоже не было. Молча развернулся и ушел курсом зюйд-зюйд-вест. Искусство - великая сила.
